radulova

Красавица и чудовище

Эту сказку ты, скорее всего, помнишь по мультфильму, сценарий которого сильно отличается от литературной основы, но ее ты тоже знаешь, даже если не читала: сказка французской романистки Габриэль Сюзанн де Вильнев и знакомый тебе с детства «Аленький цветочек» Аксакова почти ничем друг от друга не отличаются. И мораль, соответственно, у них одинакова: главное - не внешнее, а внутреннее, и любить нужно не за красоту. А за что?

За что Белль, она же Настенька, полюбила Чудовище? Может быть за то, что Чудовище заставил ее остаться у него в замке при помощи шантажам — мол, или ты, или твой папенька? Но это же в чистом виде стокгольмский синдром: состояние, при котором заложник начинает симпатизировать своим захватчикам или отождествлять себя с ними. Это защитный механизм психики, а не любовь.

А может быть, дело в том, что Чудовище внешне ужасен, но прекрасен внутри? Ничего подобного: ему, безусловно, можно посочувствовать, но его состояние — это не повод похищать людей и удерживать их насильно при помощи шантажа: то отца похищу, то сам умру. Принц, на лицо ужасный, внутри оказывается не добряком и лапочкой, а маньяком.

А давай представим, что эту сказку написали про девочек и для девочек. Что она называется «Красавец и чудовище», и в этой сказке прекрасный юноша готов остаться один на один в пустом замке с заколдованной уродиной со скверным характером и замашками маньячки. И полюбить ее такой, какая она есть. Представляешь? Вот и мы нет. Потому что это сказка не про девушку, которая нашла свое счастье, а про Чудовище, которому непременно достанется красавица. На том простом основании, что у него есть штаны.

А что до Красавицы — то кому и когда, в самом деле, были интересны чувства жертвы? Смирилась со своей участью — и прекрасно.



Дюймовочка

Дюймовочку никто не рассматривает как личность, ее рассматривают как удобную функцию: это хорошая жена, она мало ест. Все это совершенно справедливо возмущало нас в детстве, а вот хэппи-энд, напротив, закономерно радовал. Но где он, тот хэппи-энд?

Может быть, прекрасный эльфийский король дал себе труд познакомиться с Дюймовочкой поближе? Может быть, он спросил у нее, не желает ли она вернуться к матери, или хотя бы навестить ее? Нет, разумеется. Нам просто сообщили, что король эльфов и Дюймовочка полюбили друг друга, поженились и жили долго и счастливо. Функция реализуется. Дюймовочка наконец-то стала достаточно хорошей женой. Да почему бы ей не стать еще кем-нибудь, а? Хорошим ветеринаром, например. Потому что эта героиня казалась нам действительно живой и счастливой только в тот момент, когда ухаживала за ласточкой. Все остальное время Дюймовочкой управляли другие герои - то жабье семейство, то мышь с кротом, то эльф, — и никто ни разу не поинтересовался, чего же хочется самой Дюймовочке. Ну, сама виновата. Нечего было такой маленькой рождаться, правда?



Русалочка

Давай еще раз попробуем поменять героев местами? Есть множество сказок о бесстрашных рыцарях, готовых ради любимой воевать с ведьмами, с драконами, с живыми мертвецами и с чертом лысым. Все эти прекрасные мужчины готовы расстаться с жизнью ради любви, но ни один никогда не был готов расстаться ни с одной составляющей этой самой привычной жизни. Умереть — это запросто (правда, почему-то никто не умер, не считая тех, кого сразу отпоили живой водой), а вот отказаться от чего-то действительно значимого — это увольте: только женщина ради большой и светлой любви способна добровольно себя покалечить. В какой сказке есть принц, готовый остаток жизни ходить будто бы по ножам, и при этом не иметь возможности объясниться со своей милой? Где этот мужчина, готовый самостоятельно себя пытать, потому что жить вдали от любимой — это пытка невыносимее? Нет такого мужчины. А Русалочка есть. И чему же она нас научила?

Тому, что жертвенность — это только женское качество. Мужчина же вправе эту жертву не принять, и ничего страшного, в сущности, с ним не случиться. А та, что принесла себя в жертву, должна утереться. Пусть радуется тому, что эта Великая любовь у нее вообще была. Ради такого и умереть не жалко, верно, девочки?

Отсюда